Мы в трех минутах от полуночи. Нашей цивилизации вот-вот придет конец. По крайней мере так считает Bulletin of the Atomic Scientists, журнал, который вы точно не читали. Он не похож ни на какое другое новостное издание. Впрочем, часы Судного дня — это другое. Каждый раз, когда на этих часах движется минутная стрелка, мир становится на шаг ближе или дальше от своей гибели. И вот эти часы застыли за три минуты до полуночи. Что бы это могло значить?

Впервые узнав об этих часах (и взглянув на их историю), я немного испугался. И неудивительно: Судный день — это чрезвычайно страшное понятие, и от мысли о том, что мы можем предсказать его приближение, становится не по себе. В конце концов, никто, кроме доктора Зло и злодеев бондианы, не хочет видеть, как «мы уничтожаем нашу цивилизацию опасными технологиями собственного производства», как говорит Bulletin. В прошлом январе часы передвинулись с отметки без пяти до без трех минут полночь. И они пока там. Это плохо.

Но насколько плохо? Всякий раз, когда переводят часы Судного дня, люди закатывают глаза, потому что этими часами нельзя измерить ничего. В реальном мире часы отслеживают время, но эти — нет. Разнообразные угрозы, которые тревожат Часы, — ядерная война, изменения климата — происходят в совершенно других временных рамках. Если неуравновешенный лидер ядерной державы проснется и встанет не с той ноги, через пару часов может разразиться ядерная война. Но чтобы поплавились арктические льды, климату потребуется сто лет, а то и больше. Так что «одна минута» на таких часах может представлять что угодно, от дня до ста часов.

Эти часы измеряют беспокойство — степень беспокойства членов Совета науки и безопасности Bulletin касательно состояния мира. Каждый год десяток физиков, климатологов и экспертов в области политики собираются вместе, чтобы решить, переводить ли часы, и если да, в каком направлении и как далеко. Если спросить Джона Меклина, редактора Bulletin, как они приходят к этому, он скажет так: «Мы не раскрываем точные подробности, потому что такова политика».

Но добавит, что нет, все происходит не так, если бы люди собрались в комнате и такие: «Эй, ты переживаешь? Я очень переживаю. Сегодня я на целую минуту больше переживаю, чем в прошлом году». — «Ага, а я нет. Я все еще без трех минут».

С другой стороны, говорит Меклин, «мы не получаем численный ответ, производя какие-нибудь расчеты. Мы опираемся на лучшие суждения ведущих экспертов, которые знают ситуацию во всех подробностях. Эти эксперты говорят между собой, но также советуются с другими экспертами. Среди них не меньше шестнадцати нобелевских лауреатов, хотя многие из них не осуществляют конкретную экспертизу (в любом случае они очень умны)».

Что значит «уничтожаем цивилизацию»? Это преувеличение? Вовсе нет, говорит Меклин. Есть веская причина полагать, что массивная термоядерная война выбросит достаточно взвеси в атмосферу, чтобы погрузить планету в холодную, темную ядерную зиму. Лишенные света, растения начнут массово умирать, что приведет к разрыву пищевой цепочки и голоду для всех нас. «Некоторые исследования полагают, что 50-100 бомб будет достаточно, а по всему миру в хранилищах тысячи таких, — говорит Меклин. — Будет ошибкой полагать, что термоядерная война любых размеров не угрожает нашей цивилизации».

Что ж, выходит, Совет по науке и безопасности решил, что мы как никогда близки к всеобщей ядерной войне? Можно подумать, иранская ядерная сделка отодвинула нас дальше от пропасти, а баловство Ким Чен Ына с водородными бомбами не стоит принимать всерьез. Но мы не особо сократили число боеголовок, скорее наоборот. Если бы ядерного оружия вовсе не существовало, это, конечно, не избавило бы нас от всех тревог. Поскольку мы понятия не имеем, в каких условиях оно будет использоваться, да и в каких масштабах, мне трудно поверить, что сегодня мы находимся в большей опасности, чем во времена холодной войны, например. Но если проверить историю, можно обнаружить, что никогда не было ни единого обмена ядерными ударами, не говоря уж о войне.

Что касается изменения климата, в прошлом месяце в Париже прошли переговоры, которые считаются важным шагом вперед в направлении обуздания парниковых газов. Однако в Париже прозвучали одни обещания, поэтому люди с Часами смотрят и ждут. Меклин говорит, что присутствует определенная неуверенность в том, как и когда начнется движение. «Но даже если взять худший вариант, мы рискуем столкнуться с засухами, массовой миграцией бегущих от климата, голодом и пр.». Можно без преувеличения сказать, что наша цивилизация изменится. Не то чтобы она была уничтожена, но и с весов не сбросить.

И все же вся метафоричность Часов вызывает у меня вопросы. Ведь они ничего не измеряют. Когда Часы были созданы, минутная стрелка была установлена на без семи полночь. Выбор этой точки был даже отдаленно не научным. По словам Мартил Лэнгсдорф, которая создала их в 1947 году, причина была в том, что «на ее взгляд, они смотрелись хорошо». И это не шутка. «Прост».

Мало того, что такое решение было ненаучным, оно также поставило будущих часовщиков в тупик. Мы можем отодвигать минутную стрелку на сколько угодно назад, но впереди всего три минуты и нет пространства для маневра, если все станет еще хуже — а ведь станет. Если в следующем году часы сдвинут на две минуты вперед, останется одна минута? Они начнут отсчет в секундах? Придется все переделывать.

В любом случае Меклин простит вас, если вы ошибочно подумаете, что часы Судного дня — это что-то большее, чем повод напомнить ученым, какие опасные технологии они создают. «Я понимаю стремление производить фактические расчеты», говорит он.

Впрочем, спасибо, что хоть кто-то думает о том, что наш мир без трех минут всё.